Далеко не всегда они «белые и пушистые» и действительно совершают преступления. В то же время каждому гражданину страны Конституция России гарантирует равенство перед законом и судом. Беда в том, что порой, оказавшись в уязвимом положении, подозреваемый или обвиняемый в совершении преступления сам становится жертвой тех, кто готов этой уязвимостью воспользоваться в корыстных интересах. В этом случае принципиальность и последовательность адвоката может иметь решающее значение.
Весной прошлого года в Ставрополе около одной из остановок общественного транспорта сотрудниками наркоконтроля был задержан молодой человек – Роман Прокофьев (имя и фамилия изменены). Задерживался жёстко: его вытащили из машины, повалили на землю, к виску приставили оружие. В общем, как в боевиках.
В здании управления, куда его доставили, было произведено изъятие наркотических средств в присутствии понятых. Но перед этим с Романом «хорошо побеседовали», после чего он рассказал, что занимается сбытом наркотиков. Всё это происходило в отсутствие адвоката, а факты применения физического насилия позже нашли свое отражение на видеозаписи процесса изъятия наркотического средства.
Вскоре подозреваемого отпустили, и он заключил соглашение с адвокатом Ириной Нарыковой. Роман рассказал, что действительно незаконно приобрёл для личного употребления несколько газетных свёртков наркотического средства – марихуаны. Но он никогда не занимался и не собирался заниматься её продажей. Ему же инкриминировали приготовление к незаконному сбыту наркотических средств в значительном размере, что грозило длительным сроком лишения свободы.
Как выяснилось, оперативные сотрудники наркоконтроля, осуществлявшие задержание Романа, потребовали 300 тысяч рублей в обмен на обещание «прикрыть» дело. Надо отдать должное их осторожности: забрав у Прокофьева банковскую карточку, оперативники взяли пароль и дали указание перечислить деньги туда, видимо, полагая, что перевод денег самому себе не позволит в дальнейшем обнаружить криминал в их действиях. Но Роман обратился в органы ФСБ России, и там зафиксировали не только перевод денег, но и попытку их обналичить. Впоследствии двум сотрудникам наркоконтроля предъявили обвинение в получении взятки группой лиц по предварительному сговору в крупном размере.
И вот на фоне этого разбирательства проходило расследование дела в отношении самого Прокофьева, который не отрицал приобретение наркотиков, но категорически отказывался признать их сбыт, опровергая своё первое признание, полученное под давлением и без адвоката.
В качестве подозреваемого Роман был допрошен в июне 2013 года, и в этот же день ему была избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде. На допрос он явился по первому требованию следователя. Позже мера пресечения вообще была отменена, но Прокофьев неоднократно участвовал в следственных действиях, являлся на допросы незамедлительно. А уже в феврале, когда Роман также по первому требованию пришёл к следователю, ему было предъявлено обвинение и вновь избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде. Позже Роман был ознакомлен с материалами дела.
«На протяжении девяти месяцев предварительного следствия мой подзащитный знал, что обвиняется в совершении особо тяжкого преступления, понимал, какое наказание ему может быть назначено, но ни разу не нарушил меру пресечения в виде подписки о невыезде, не пытался скрыться от следствия и являлся по первому вызову даже тогда, когда в отношении него не была избрана какая-либо мера пресечения», – обращает внимание Ирина Нарыкова.
В судебное заседание для рассмотрения ходатайства следователя об избрании Прокофьеву меры пресечения в виде заключения под стражу последний также явился самостоятельно и по первому вызову. Тем не менее, как раз по причине того, что он обвинялся в совершении тяжкого преступления и якобы мог скрыться от следствия и суда, его заключение под стражу было одобрено. Напомним, что параллельно велось расследование в отношении сотрудников наркоконтроля.
В основу обвинения Прокофьева органы предварительного расследования и государственное обвинение положили показания свидетелей (как раз тех самых оперативных сотрудников), понятых, протокол досмотра, показания свидетеля Волгина (фамилия изменена), видеозапись досмотра, заключение экспертизы по наркотикам и детализацию телефонных звонков.
В этой ситуации многое зависело от доводов защиты. Ирина Нарыкова строила их на следующем. Обвинение должно представить реальные доказательства того, что Прокофьев готовился к сбыту наркотических средств, а именно подыскивал покупателей, поскольку одного количества и расфасовки наркотических средств не достаточно для данной квалификации.
Само по себе изъятие наркотического средства и наличие в материалах дела заключений экспертов о том, что изъятое вещество является наркотическим средством – каннабисом (марихуаной), также не является достоверным основанием, подтверждающим обоснованность обвинения в совершении инкриминируемого ему деяния. Указанные доказательства только подтвердили факт изъятия наркотического средства, что подзащитным и не оспаривалось.
Показания оперативных сотрудников и понятых о том, что в их присутствии Роман рассказал, что приобрёл наркотическое средство с целью сбыта, также не могли быть положены в основу обвинения, поскольку они узнали об этих обстоятельствах с его слов. Кроме того, Прокофьев утверждал, что оговорил себя под физическим и моральным давлением и дал показания в отсутствие защитника. Иных источников информации о том, что Прокофьев купил наркотики с целью сбыта, свидетели не назвали. А показания, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, не подтверждённые в суде, являются недопустимыми.
Показания сотрудников наркоконтроля не могли быть приняты во внимание и потому, что в их отношении было возбуждено уголовное дело по факту вымогательства взятки за сокрытие факта изъятия наркотических средств, что говорило об их прямой заинтересованности в исходе дела.
Понятые, как выяснилось, также являлись заинтересованными лицами по делу, так как в ходе судебного следствия было установлено, что они неоднократно принимали участия в действиях подобного рода и тесно сотрудничали с сотрудниками наркоконтроля.
Не могли быть положены в основу обвинительного приговора, по мнению адвоката, и показания Волгина, данные на предварительном следствии. В судебном заседании свидетель пояснил, что показания о предложении Прокофьева о приобретении наркотических средств он дал под воздействием сотрудников наркоконтроля, которые угрожали ему возбуждением уголовного дела. Как рассказал в суде Волгин, он оговорил Романа, но при допросе ставил разные подписи, рукописный текст писал измененным почерком. А после оказания на него давления также обратился с соответствующим заявлением в органы ФСБ.
Что касается записи личного досмотра Прокофьева и детализации звонков, то, по мнению адвоката, они свидетельствовали скорее в пользу подсудимого, подтверждая его слова о времени приобретения наркотиков и о давлении, которое на него оказывалось.
Ирина Нарыкова настаивала: дело по обвинению Прокофьева в приготовлении к сбыту наркотических средств в значительном размере сфабриковано в связи с привлечением к уголовной ответственности сотрудников наркоконтроля по факту вымогательства взятки.
В итоге суд переквалифицировал действия Романа Прокофьева на другую статью, и он был признан виновным в незаконном приобретении и хранении наркотических средств без цели сбыта в значительном размере. Приговором суда, который уже вступил в законную силу, ему была назначена условная мера наказания: два года лишения свободы с испытательным сроком в 1 год и 8 месяцев.
Вступил в законную силу и приговор в отношении сотрудников наркоконтроля. Они были признаны виновными в мошенничестве (суд также переквалифицировал статью) и приговорены к четырём годам лишения условно с испытательным сроком в 3,5 года, а также штрафу в размере 50 тысяч рублей каждый.