Мечте навстречу
В этот раз Елена Геннадьевна приехала в Ставрополь из дагестанского Каспийска на открытие Стелы пограничникам всех поколений, которую установили в парке Победы (мы об этом подробно писали в наших предыдущих номерах). В среде воинов в зеленых фуражках она всегда желанный гость. Ее история настолько пронзительна, что не оставляет равнодушным никого. А для каждого пограничника боль Каспийска – еще и личная трагедия.
– Я всегда упорно шла к своей цели и добивалась ее, но жизнь никогда ничего мне легко не давала, – говорит Елена Геннадьевна. – Все доставалось большим трудом, постепенно, шаг за шагом.
С раннего детства она для себя уже определилась – решила стать врачом. После восьмого класса Лена пошла в медучилище в родном Пятигорске, чтобы овладеть профессией фельдшера. И с красным дипломом трижды поступала в Ставропольский мединститут, не проходила по конкурсу. Времени зря не теряла, набиралась опыта, работая на станции скорой помощи. Четвертый раз увенчался успехом, и было ей тогда двадцать лет.
В институте Лена познакомилась с минераловодчанином Андреем Швачевым. Молодые поженились, и уже на втором курсе у них появился Геночка – старший сын. На пятом сыновей стало двое – семья пополнилась Павликом.
В то время в медицинских вузах представители военного ведомства предлагали парням продолжить образование на военно-медицинском факультете и стать военными врачами. Изъявил такое желание и Андрей.
– Муж был на год старше меня, он успел отслужить срочную службу в Чехословакии, потом остался на сверхсрочную на два года, – поясняет Елена Геннадьевна. – Для него желание стать военным было предопределено. Военная жизнь была близка и понятна, полностью соответствовала его внутренним убеждениям. Он прибежал тогда домой такой восторженный, глаза горят: «Лена, мне предложили служить в армии!». Я заканчивала институт, нам никто не мешал куда-то ехать, кардинально изменив свою жизнь. И мы поехали в Саратов, где муж закончил военный факультет.
Пока он учился, Лена прошла интернатуру и работала участковым терапевтом. В 1991 году молодая семья пополнилась еще одним сыном – Олежкой, а Андрей получил первое назначение.
Сначала ему предложили Германию, но вывод войск Группы советских войск оттуда уже начался, и смысла ехать туда не было.
– В поле куда-нибудь выкинут, как это с большинством и случилось, и куда я потом с детьми? – делилась своими тогдашними мыслями Елена Геннадьевна. – Нам предложили Забайкальский пограничный округ. Муж дал согласие и убыл к месту службы. А через два месяца приехала с детьми и я. Младшему – Олежке было десять месяцев, но я вышла на работу в медпункт. Одновременно подрабатывала гражданским врачом. Пришлось обратиться к услугам няни.
Андрея назначили начальником медпункта мотоманевренной группы Приаргунского погранотряда. Жили в ДОСах, дети ходили в садик рядом.
– В то время мы «сидели» на китайских харчах и шмотках. Если бы не китайцы, не знаю, чем бы мы питались, – вспоминает она. – Правда, давали паек, но его не хватало. Нужно было кормить троих детей и маму, которую мы забрали к себе после того, как она ушла на пенсию.
Андрею предложили должность начальника военно-медицинской службы погранотряда в Даурии. И по ряду обстоятельств ему пришлось туда переводиться. Даурия – это станция в степи. Зимой от мороза в 50 градусов земля трескается, летом жара. Ветра сильные.
– Я пошла там работать в сельский врачебный участок, – рассказывает Елена Геннадьевна. – Неподалеку было небольшое поселение, контингент в нем был тот еще: кто-то «сидел», кто-то «сидит», кто-то будет «сидеть». У меня был стационар, амбулаторный прием и дежурства, выезд по вызовам. Подрабатывала в детском садике педиатром на полставки. Люди были мне благодарны.
Место службы – Дагестан
В 1994-м Лена с Андреем решили перебраться поближе к дому. В Железноводске был тогда погранотряд, в Кисловодске – военный госпиталь.
– Мы об этом мечтали там, в Даурии. Муж написал рапорт, ему дали «добро» и в начале декабря мы перевелись в этот округ, – рассказывает она. – Прибыли в Ставрополь на «Нептун», где располагалось тогда управление Северо-Кавказского пограничного округа, но Андрею предложили Каспийск в Дагестане. Мы пришли домой, открыли карту, и начали думать. А чего думать, больше предложений не поступало. Пришлось соглашаться.
К месту службы приехали сначала без детей. В Каспийском погранотряде к этому времени уже было введено казарменное положение, началась первая «чеченская кампания».
Жили сначала в медпункте, квартиры не предполагалось, больных, а потом и раненых было много. Не за горами были бои в Кизляре, Первомайском, перекрытие перевалов, куда Андрей выезжал с мотоманевренными группами, организовывая их размещение, поскольку от этого зависела боеспособность и боеготовность бойцов. И из всех мест, где были боестолкновения, он возвращался живым и здоровым.
Летом 1995 года в Чечне в районе Голубого озера произошло боестолкновение пограничников с боевиками. В первые минуты боя пограничники потеряли офицера и трех солдат. Андрей вылетел туда вертолетом и на месте оказывал помощь раненым, которых везли вертолетом в Дагестан, где Лена их встречала. Им с мужем удалось не допустить больше ни одной смерти. Андрея наградили медалью «За отвагу», а её – медалью «За спасение погибавших».
Весной следующего года Швачевым дали квартиру в девятиэтажном доме – бывшем пансионате «Волга», они смогли привезти детей и маму. Зажили наконец полной семьей. Старшие ребята пошли в школу, младший в садик. Словом, жизнь наладилась. Казалось, живи, не хочу. Море рядом.
Все прекрасно. При этом боевая работа продолжалась, чрезвычайная ситуация сохранялась.
– В горах находился учебный центр со стационаром, где мы с мужем работали посменно, менялись через каждые три недели, – вспоминает Елена Геннадьевна. – Я приезжаю, докладываю ему, как дела в медпункте, как дома. Он сообщает новости учебного центра, на что обратить внимание. Поменялись, он садится в ту же машину и уезжает домой. Мы были молодые, и все это легко переносили. Летом я детей с собой в учебный центр забирала. Там как лагерь для них был – грибы, ягоды, природа.
Лихая ей досталась доля
Приближался ноябрь 1996 года. У Лены начались проблемы со здоровьем, сильно беспокоил желудок. Андрей ушел в отпуск, и на семейном совете они решили, что ей надо ехать в Кисловодский госпиталь на обследование.
– Я предлагала: давай вместе пойдем в отпуск, и тогда я займусь здоровьем. Но муж решил, не откладывая, отвезти меня в госпиталь, с тем, чтобы в отпуск я пошла после обследования и лечения, – рассказывает она. – Андрей приезжал с детьми к родителям в Минводы и ко мне в Кисловодск.
В последний раз я их видела живыми 9 ноября.
В день трагедии Лена в безотчетной тревоге пыталась дозвониться до Каспийска по военным коммутаторам, не дозвонилась, очень переживала. Женщины, лежавшие с ней в палате, рассказывали, что она постоянно в тот день смотрела на фотографии детей, а на ночь положила их себе под подушку. Ночью почти не спала, ворочалась, видно, чувствовала беду.
Соседки по палате успокаивали: там же твоя мама, муж, чего ты переживаешь?
В палате был телевизор, на следующий день в новостях сообщили, что в Каспийске взорвали девятиэтажный жилой дом, где проживали семьи пограничников.
Взрыв произошёл 16 ноября в 2 часа 10 минут. Мощность взрывчатки, по разным оценкам, составила 30 – 150 кг в тротиловом эквиваленте. В результате взрыва было повреждено всё здание, одна из его секций была полностью разрушена. Под завалами оказались 106 человек. 67 из них погибли, 39 человек удалось спасти.
Погибли 64 человека, из них 20 детей, 17 женщин, 15 офицеров-пограничников, 2 военнослужащих срочной службы, 2 родственников, приехавших к пограничникам в гости. Остальные погибшие – местные жители.
Лена прибежала к начальнику госпиталя, где в то время оказался начмед погранокруга. Они ей ничего толком не сказали. Попросили подождать группу медусиления, которая должна была лететь в Каспийск, но рейс отменили.
Ехала автобусом, в котором, как ни странно, тоже оказался телевизор, по новостям показали картинку, она увидела свой дом и не поверила глазам – середины в нем не было.
В Махачкале дошла до оперативно-войскового отдела, попросила дежурного связать с Каспийском, и узнала, что Андрея и детей еще не нашли, а мама находится в пансионате «Чайка», куда переселили всех выживших. Кто был с травмами, попали в стационар.
– Мне дали машину, я примчалась на развалины и больше не уходила оттуда, пока не нашли мою семью, – продолжает свой рассказ Елена Геннадьевна. – Какая-то надежда была, что упавшие плиты дали возможность кому-то выжить. Все-таки панели были усиленной жесткости, дом строили с учетом сейсмической опасности. Оставшиеся подъезды устояли, хотя взрывчатка была положена под всем зданием, но где-то она, видно, подмокла. В маминой комнате даже оконное стекло осталось целым, телевизор не пострадал.
Трое суток я не уходила с развалин. Стали находить наши вещи. Достали куртку Геночки. Когда достали его тело, я уже понимала, что за ним будет Алька – младшенький. Он любил залазить со своей кроватки на второй ярус к старшему и в обнимку с ним спать. Часто ночью встану – господи, куда ребенок делся? Смотрю, а он там. Это была армейская двухъярусная железная кровать. Такая же одноярусная была у младшенького. Все это быстро убиралось. Мы могли за несколько часов собрать контейнер и двинуться, куда Родина пошлет. Вещи были в деревянных ящиках от снарядов, другого военного имущества. Вот так ящиками эти вещи из развалин и доставали. Я их людям раздала и потом видела, как в них ходят выжившие дети. Смотреть на них было больно, но моим детям эти вещи уже были не нужны. Альку достали, потом Андрея. Последним был Павлик. Наутро позвонила свекрови. Сказала, что привезу к ним всех хоронить.
Цинковые гробы запаивали на вещевом складе. Я пришла туда, хотела увидеть своих еще раз. Рабочие над гробами моих детей стоят и не знают, что делать. На каждой табличке значится только «Сын Швачева». А как потом хоронить? Открыли мне гробы, я каждого потрогала, у старшего родинки все пересчитала, у кого-то ручка была сломана. Видно было, как они мучились. Я то думала, что они погибли сразу…
После этого было прощание на плацу. Нас самолетом доставили в Минводы и похоронили моих на центральном кладбище.
Девяти дней я ждать не стала, плакать больше не могла, вернулась в Каспийск, там мама. Вышла на работу, надо было людям помощь оказывать. По ночам писала стихи, в газете «На рубежах Родины» их даже публиковали. Писала то, что чувствовала. «Я лица ваши трогаю руками, и родинки любимые считаю. И все, что мне осталось – это память. В ней образы я ваши вспоминаю…». Как-то оно все само складывалось. Днем-то я работой была занята, а ночами же спать не можешь. Так боль выплескивалась! Вот говорят, что время лечит, а мне до сих пор легче не становится.
Кто это сотворил?
Елена Геннадьевна считает, что взрыв мог быть делом рук икорной мафии, поскольку накануне пограничники задержали большую партию черной икры. Около пятисот килограммов.
– Ума не приложу, – размышляет она, – как можно было беспрепятственно пронести в дом с охраной такое количество взрывчатки. Квартиры начинались с третьего этажа, на окнах решетки, пропускной режим. На первом и втором располагались БТИ, собес, отделение Пенсионного фонда, другие организации. Была даже версия, что дом взорвали, чтобы прикрыть их махинации.
Это был первый взрыв жилого дома в России. До сих пор не нашли ни его исполнителей, ни заказчиков. Елена Геннадьевна хранит постановление правительства от ноября 1996 года, где написано, что их дом самообрушился. Людей долго не признавали пострадавшими от террористического акта. Получается, что они погибли, находясь на отдыхе. А дело касалось выплаты компенсаций. Пограничники через суд добивались признания того, что погибшие, раненые и другие пострадавшие находились при исполнении служебных обязанностей. Ведь они военнослужащие, у них отдыха не бывает.
– Я первую свекровь спрашивала: может, нам тоже судиться? – вспоминает Елена Геннадьевна. – А она мне: Леночка, суд детей и Андрюшу не вернет. Мы не будем обращаться в суд – такое решение они приняли со свекром. Я тоже не стала. Слава Богу, живая, руки, ноги есть, в состоянии заработать себе сама. На сороковой день нас поселили в новом доме. В нем мы и живем до сих пор.
Елена Швачева продолжала трудиться в медпункте, участвовала во второй «чеченской кампании», за оказание помощи и спасение людей была награждена орденом Мужества. Андрея наградили орденом Мужества посмертно.
Второй Андрей и новая фамилия
Нынешний муж Елены – тоже Андрей – проходил службу в Хичаурском погранотряде в Аджарии. О женщине, потерявшей семью, стали писать в газетах. И на офицерском собрании Андрей Залов предложил кроме того, что все погранотряды собирали деньги пострадавшим, помочь ей лично.
И эти деньги Елена получила, написала благодарственное письмо в Хичаури, которое опубликовали в газете. Эти деньги помогли ей оплатить большую часть памятников.
– А летом к нам для дальнейшего прохождения службы прибыл и сам Андрей, – вспоминает Елена Геннадьевна. – Он тогда майором был. После академии ему предложили стать начальником штаба Ахтынского погранотряда. Он когда-то меня видел мельком, будучи проездом в Махачкале. Теперь нас познакомили лично. И для себя он решил, что если все сложится, он на мне женится. После знакомства, ему надо было срочно уехать, и он мне сказал: женщина, ты меня дождись. Я еще тогда подумала: как же, буду я тебя дожидаться… В 3 часа ночи – стук в дверь, открываю, он стоит в форме: ты выйдешь за меня замуж. И это был не вопрос. А у меня даже мысли не было создавать новую семью. Считала, это может стать предательством по отношению к моим погибшим…
Андрей Залов служил в Хичаурском отряде с 1987 года – после окончания Московского пограничного института. Прошел должности от начальника заставы до заместителя командира отряда. Более двух лет был в Чечне, где за время военных действий не потерял ни одного солдата. Участвовал в принуждении Грузии к миру в 2008 году: командовал объединенным отрядом, выставлял погранзаставы. Награжден двумя медалями «За отличие в охране государственной границы».
В 1998 году в новой семье Елены родился Сережа – старший, за ним, в 2000-м – Саша. Тут же она забеременела Вовкой. Всех рожала в одном роддоме. Роды были сложные, врачи её опекали.
– В шестой раз я рожать уже научилась, – рассказывает Елена Геннадьевна. – Лежу в родзале, мне ребенка показали, волосенки золотые светятся на солнце. И как-то внутри тепло стало. Пришло ощущение своей внутренней полноценности. Я изменилась. Это заметили и люди, знавшие меня. Меня как бы отпустило, я вновь обрела вкус к жизни, способность смеяться. Мои детки меня спасли. И новый муж Андрей. Его поддержку я чувствовала везде.
Дети росли как в сказке, не по дням, а по часам. В полгода были как годовалые, в год – как двухгодовалые. Заметила Лена и пугающие ее совпадения. У погибшего Павлика двух передних зубов не было и выросли следующие, так же зубы росли у Саши теперь.
– Гена зубик себе сколол в начале 1996 года, мы его лечили, так же случилось и у Сережи почти в то же время, – продолжает она. – Задумаешься иногда и вспоминаешь: а ведь это уже было! Я детям говорю: вы живете не только за себя, а еще и за них. Они это понимают. Мы всех помним.
Жизнь продолжается
Дети Заловых выросли. Старший сын – Сергей учится на третьем курсе Московского пограничного института ФСБ России, поступал сам, по результатам ЕГЭ. Третий раз в составе знаменной группы участвовал в параде в День Победы на Красной площади.
Среднего Сашу Заловы отправили в подмосковный лицей, в котором до института учился и старший. После его окончания он поступил в технологический университет в Махачкале на факультет судебной экспертизы.
– Маленький наш Вова (сейчас ему уже шестнадцать) все хотел стать архитектором, – рассказывает Елена Геннадьевна. – Он хорошо рисовал, закончил художественную школу. Готовился к поступлению в архитектурный институт. И вдруг заявляет: мам, я решил стать гинекологом. Я в шоке! Все ему рассказала про медицину: сколько лет учиться, какая учеба сложная. Я готов, говорит. У нас кошка рожала, шотландская вислоухая, первые роды. Я была на стрельбах, Вовка сам роды принимал. СМС-ки мне слал: один котенок, еще один… Я в перерыве примчалась, смотрю: у Вовы все на полотенчике разложено, проспиртовано. Пуповины обрезал, все сделал правильно. Это было, когда он еще архитектором собирался стать. Сашку лечил, когда тот заболел. Теперь думаем поступать в Ставропольский государственный медицинский университет.
Андрей Залов уволился со службы осенью прошлого года в звании полковника. Дала о себе знать военная травма, другие проблемы со здоровьем.
Уволилась и майор медицинской службы Елена Залова. В январе этого года ей исполнилось 55 лет, а предельный возраст на военной службе для женщин теперь составляет 45 лет независимо от звания.
– Вообще женщины и старше меня продолжают служить, – отмечает она. – Конечно, грех жаловаться, выслуги мне хватает – более 22-х календарных лет. Со льготными, за участие в боевых операциях, ещё на двадцать лет больше. Но могла бы еще послужить Родине. Всегда свою работу любила и до последнего дня могла кого-то подменить, куда-то выехать, даже будучи врачом-организатором.
Семья осталась жить в Каспийске.
– А куда ехать? – говорит Елена Геннадьевна. – В Минводах у меня могилы, в Пятигорске – первая жена брата и их младший сын. Нигде нас не ждут. Тут мы прожили с 1994 года. Все знакомые, нет проблем решить какой-то вопрос. Нас знают, помнят, уважают местные жители. Попробую найти работу на гражданке. Вполне могла бы преподавать в вузе. Есть, что передать молодым врачам.
За время, прошедшее после трагедии, о Елене Заловой неоднократно писали центральные и региональные издания, снимало телевидение. Ей говорят спасибо женщины, оказавшиеся в подобной ситуации. Если, конечно, можно сравнить с масштабами понесенной утраты чьё-то горе.
Раны затягиваются, шрамы остаются. Елену Залову благодарят за то, что своим примером подала им надежду на новую жизнь. Они так и живут вместе со своей семьей. За себя и за тех, кого нет на этом свете вот уже больше двадцати лет.
