«Мир сходит с ума» (В. Ю. Бровко, «Уйти из матрицы»)
С этим тезисом согласны абсолютно все. Но, как известно, каждый сходит с ума по-своему. Иными словами, мировоззренческие позиции людей в 2022 году стали источником различных действий, порой, по сути, диаметрально противоположенных. Одних не устраивал существующий мировой порядок – они решились на «дерзновение» (Ю.В. Пущаев, «24 февраля – дерзновение или дерзость?»), другие пустились в бега, не желая участвовать в этом. Для всех очевидно, что в политическом и гуманитарном аспектах невозможно возвращение к ситуации до 24 февраля, жизнь общества в значительной степени изменилась.
В статье В.Ю. Бровко используется метафора кинофраншизы «Матрица», под Матрицей понимается современное глобально-техногенное общество в координатах Pax Americana. «Фильм, − пишет Бровко, − рассказывавший о реальности, которая на самом деле не реальность. Реальности, где людьми управляют машины. Территории, где мысли, поступки, желания каждого запрограммированы». Но, если быть более точным, то в фильме после глобальной катастрофы жизнь на поверхности невозможна, и в недрах Земли тела людей используются машинами в качестве источников энергии, а взамен машины и программы отсылают сознание людей в киберсон, поддерживая биологическую жизнь их тел питательными веществами. Реальность Матрицы такова, что существует симбиоз техники и человека. Первый фильм «Матрицы» в момент его появления казался новаторским, его обсуждали, он поднимал множество проблем, главной из которых был вопрос: может ли человек отречься от удобного существования в мире иллюзорного комфорта во имя индивидуальной свободы и подлинного бытия?
«Быть Человеком трудно» (Макс Шелер)
Выйти из Матрицы означало отказаться от достижений технологий и снова стать человеком. Это не просто отказ от ценностей консюмеризма и капитализма, но и построение в полном смысле гуманного общества, где человек перестанет быть придатком к машине, и в кантовском смысле станет не средством, а целью. Как справедливо замечает А.С. Ципко («Россия никак не может избавиться от идеала народного страдания») в России попытались сделать это раньше: «7 ноября 1917 года тоже было выходом из матрицы европейской буржуазной цивилизации во имя коммунистического идеала». Но не смогли и не сумели отказаться от ценностей этатизма, создав советский Левиафан, а при проведении индустриализации использовали идеи фордизма (пресловутая «потогонная система Форда»).
Однако продолжение «Матрицы» мне показалось неактуальным, хотя я честно пробовал смотреть все четыре фильма. Думаю, причина в том, что мир за четверть века с момента выхода первого фильма сильно изменился. Сменилась повестка дня. В ней снова оказался вопрос о выживаемости мира и отдельных народов. И его гораздо точнее иллюстрирует «Тор: любовь и гром» Марвел (внимание – спойлер!) В достаточно прямолинейном, подростково-максималистичном сюжете спрятаны сложные философские проблемы. Например, что выберет один из главных героев у Источника Вечности: вернуть ли к жизни свою любимую дочь или наказать за ее смерть всех главных богов Вселенной, которые соревнуются в том, сколько человеческих жертв им было принесено… (Не правда ли, очень похоже на современные мировые элиты?) То есть главным и актуальным является вопрос глобальной этики выживания, а не личные амбиции социальных акторов.
«Мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и нет у нас традиции ни того, ни другого» (П.Я. Чаадаев).
Лейтмотивом и главным андеграундом статей, о которых было написано вначале, является осмысление разрыва с Западом, многократно повторяющегося в истории России. Двести лет идет спор славянофилов и западников, и сейчас мы фактически наблюдаем то, как радиальное славянофильство взяло политический и мировоззренческий реванш у радикального западничества, достигшего своего апогея в 90-х годах ХХ века. Является ли Россия Западом или нет? И да, и нет. Пояснить данную мысль можно, используя другую конометафору.
В начале 80-х годов вышел трех-серийный фильм «Белый шаман» по роману Николая Шундика. (Именно после него появились анекдоты о наивном и добром чукотском простаке, попадающем в разные переплеты и неловкие жизненные ситуации, хотя история говорит нам о том, что в реальности чукчи были суровыми воинами с чуждой нам этикой.) В одной из сцен к шаману Пойгину приходит сосед Ятчоль (Лис) и говорит: «Я пошил себе галифе как у русских. Похож я на русских?» На что Пойген смеётся и говорит: никогда ты не станешь русским, что бы он ни сделал и ни надел. С Петровских времен (и даже раньше) российская элита пыталась (и, порой, успешно) стать европейской. Так, в первой половине XIX в дворянских семьях говорили по-французски, и дети часто даже не понимали русского языка.
Но, чтобы быть европейцами, нужно не только знать языки и носить европейское платье. Нужно пройти тот же исторический путь. Надо на развалинах Римской империи отстоять свою независимость от арабов, викингов и, затем османов, веками рефлексировать о Боге и Мироздании в средневековых университетах, пройти творческие муки Возрождения и кровавые войны Реформации, а потом, сделав Великие географические открытия, создать колониальные империи, над которыми никогда не заходило солнце, и наконец, совершить несколько промышленных революций, втянув в орбиту торговли все человечество. То есть, говоря терминами Освальда Шпенглера («Закат Европы», I том, 1918), Западная цивилизация является продуктом более чем тысячелетия развития европейской культуры, обладающей особой фаустовской «душой».
У России исторический путь самобытный, но никак не европейский.
Отметим здесь, что цивилизация и культура у Шпенглера является взаимосвязанными, но разными феноменами. По Шпенглеру, существуют два этапа развития культурно-исторических форм: культура как восхождение и цивилизация как нисхождение. Важно то, что истоками культуры Запада являлось не только христианство как религия, но и Античность как интеллектуальная традиция. Н.А. Бердяев писал, что три народа создали европейскую культуру: евреи (иудее-христианская сакральная традиция), римляне (право) и греки (рационализм и наука). Поэтому, когда мы говорим о том, что Европа все больше отдаляется от христианства, надо понимать, что у нее есть вторая устойчивая точка опоры – ориентация на рационально-интеллектуальные традиции Античности.
У России есть все культурные основания не соответствовать этой традиции. Мало того, что ее история короче на несколько веков и христианство представляет собой другую, византийскую ветвь. В России же, по словам А.А. Аузана, есть яркая самобытная черта: принципиально иной, чем у Европы, лимитирующий экономический ресурс, вокруг которого выстраивались многие социокультурные решения исторической важности.
Россия во многом − не Европа и не Восток, она прошла собственный путь Евразийского Хартленда, периодически отбиваясь от набегов орд с Востока, Юга и Запада, расширяя свои границы насколько возможно, ожидая угрозы практически со всех сторон света. Самое главное, что в густонаселенной Европе огромной ценностью была земля, которой не хватало, по сравнению с людьми. Отсюда стремление европейцев к колонизации, тогда как в России главными считались людские ресурсы, людей не хватало для задач обработки всей имеющейся земли (крепостные крестьяне, прикрепленные к земле, строители индустриальных предприятий, прикрепленные к предприятиям, советские крестьяне, прикрепленные к колхозам).
Специалист по культуре постмодерна и сложностному обществу (обществу комплексити) профессор Петр Кондратьевич Гречко, безвременно ушедший от нас, говорил, что фактически в России даже не было европейского Модерна, то есть страна так и не сумела полноценно пройти путь индустриализации, после чего пережила стремительную деиндустриализацию, связанную постсоветским кризисом 1990-х. Заметим, что разница с началом буржуазных революций в Нидерландах (1566), в Англии (1642) и во Франции (1789) с Россией (1917) составляют соответственно 351, 275 и 128 лет. Если так, то сейчас Россия находится на историческом отрезке реставрации монархии. Однако мир состоит не только из России и Запада, мир гораздо сложнее, в нем много путей, Россия может выбрать любой.
«Я люблю лес. В городах трудно жить: там слишком много страстных людей» (Фридрих Ницше).
Мир все больше превращается в единый город-цивилизацию, где сближаются и соседствуют различные, порой, диаметрально противоположенные, мировоззренческие позиции. При этом в мире произошли колоссальные социальные изменения, сам мир все больше становится многополярным, в нем неизбежно образуются различные политические и социально-экономические кластеры, которые развиваются, взаимодействуют, борются за свое существование. Именно эти процессы описал Самюэль Хантингтон в своей работе «Столкновение цивилизаций». В определенном смысле, он не только предсказал, но и одним из первых институционализировал в социально-политических науках программу столкновения народов и стран не по социально-экономическому принципу (капиталистический блок НАТО и социалистические страны Варшавского договора), а по религиозно-этническому, цивилизационному.
Стоит обратить внимание, что современной России противостоит не только Запад. На Юге ее окружают страны, у которых она отвоевала значительные территории (Турция, Китай, Япония), и в которых существуют мощные политические круги, мечтающие о возвращении былого величия и земель, что может послужить источником новых глобальных вызовов для России и мира (Джордж Фридман «Следующие 100 лет: Прогноз событий XXI века»). Кроме того, стоит обратить внимание, что если Запад сейчас оценивается как «пост-модернистский» и «пост-христианский», то эти страны вообще не-христианские, то есть ценностные ориентиры там совершенно другие. А, значит, и совершенно другое целеполагание, в том числе и политическое. Вспомним и о ядерных странах Иране, Израиле, Пакистане, Индии и Северной Корее, и о том, что основанием международной политики является отнюдь не дружелюбие, но целедостижение.
Очевидно, что социально-политическая реальность втягивает Россию в пространство состязательности, и перед ней оказывается важный вызов: развивать научно-технологическую инфраструктуру, решая демографические и социально-экономические проблемы. Современный мир как глобальный город, в котором небоскребы соседствуют с трущобами, и есть техногенная цивилизация, формирование которой, как подчёркивал, академик В.С. Степин, происходило более двух тысяч лет, начиная с процессов в античных полисах, в которых фактически произошел генезис рационализма и науки, которая была ориентирована на поиск истины, того что греки называли Αλήθεια (Алетейя).
Истина универсальна, ее трудно назвать сугубо русской, но правда может быть полноценно быть русской. Что такое правда? Это истина, сопряжённая с нравственностью, то есть с высоко моральными поступками, а мораль, в свою очередь может быть любо секулярной, ориентированной на уважение свободы другого, либо на религиозных постулатах. Широко известны всем христианские заповеди: «Не сотвори себе кумира. Не убий. Не укради». Все просто, но вся история общества Модерна (как западного и, будем честны перед собой, советского) – эти история попирания этих заповедей. Особенно преуспели в создании ложных кумиров – политиков, артистов, деятелей того, что называется «массовая культура». Да, Ницше писал о том, что в обществе Модерна «Бог умер», и умер он в душах людей, у которых место Души заняло Сознание. Это случилось на заре капитализма – тогда, когда люди включились в безумную гонку – делать деньги ради новых денег. Обилие денег и промышленных ресурсов (развитие экономики) это двойственный процесс: с одной стороны, он ведет к институционализации общества потребления («продавайте и потребляйте все и всюду!»), но может стать и средством для совершенствования личности и развития общества. Все зависит от главенствующей морали. Причём, она, по мысли Ницше, может распадаться и на мораль Рабов и Господ.
«Раб говорит Господину: "Ты – зол, а я добр". Господин говорит Рабу: "Я – добр, а ты зол» (Фридрих Ницше).
То есть ценности Господина самодостаточны, тогда как Раб не способен выстроить иерархию своих ценностей самостоятельно. Иначе говоря, ценностные ориентиры в здоровом, устойчиво развивающемся обществе должны основываться прежде всего на рефлексии, а не на критике жизни в других сообществах. При построении любой групповой идентичности (цивилизационной, национальной, этнической) очень важно обращение к исторической памяти. Но также важным является разработка тактики и долгосрочной стратегии общественного развития, проективное мышление, обращение к будущему. Люди должны думать прежде всего о том, какое наследие, какой мир мы оставим детям. Будут ли они жить достойно или будут ли они страдать?
В этой связи очень интересны размышления Ю.В. Пущаева над феноменом страданий народа и над страданием как путем его очищения, прежде всего очищения от пороков общества потребления. Так россияне в подавляющем своем числе в этом консьюмеризме долго и не были, как это справедливо замечает А.С. Ципко. Весь ХХ век тому пример: выживание во время реформ 90-х годов, скудность брежневских прилавков (Москва не счёт!), послевоенная бедность и сталинские карточки и т.д. Может быть и правда, хватит уже страдать. Тем более, что современные биотехнологии позволяют обеспечить продовольственную безопасность страны. Почему у нас считать, что человек нравственный должен быть голодным и страдать от холода? (Практики монахов – отдельный разговор, как и «ценность нищеты»). Кстати, о конфессиональных и этнических тенденциях в современной России.
«Все понятия, в которых семиотически резюмируется процесс как таковой, ускользают от дефиниции; дефиниции подлежит только то, что лишено истории» (Фридрих Ницше).
Авторы статей, о которых я упоминал вначале, фактически дискутируют о «российской цивилизации» как о христианской. Но проблема в том, что христианской, а, вернее, православной является непосредственно русская культура. Безусловно, русская культура является основанием того, что называют «российская цивилизация». Русская культура, по мысли П.Я. Данилевкого, является одним из многих культурно-цивилизационных типов, которые представляют живые организмы. Но на просторах России существуют и другие культуры, «душой» которых являются ислам и буддизм. Важное место в социальном пространстве России занимает иудаизм. Вспомним также о старообрядцах, католиках и христианских течениях (адвентисты, баптисты, субботники, молокане и т.д.). Конфессиональная картина России также пестра, как и картина этническая. При этом социально-демографическая динамика постоянно изменяется. Поэтому в российском социокультурном пространстве важное значение играют все этно-конфессиональные группы, но ведущую роль исполняет, безусловно, православие.
В институциональном пространстве России важными являются политические и социально-экономические практики, которые создают и поддерживают в функциональном и эффективном состоянии социальный порядок. Эти практики связаны с определенной социальной и политической прагматикой, определяемой как внешними, экзогенными вызовами, так и внутренними, эндогенными задачами и установками управляющих структур и желаниями властвующих элит. По моему мнению, для того, чтобы поддерживать в современных условиях социальный порядок в жизнеспособном состоянии не следует слепо использовать прокрустово ложе жестких идеологических схем в социально-политической практике, таких как, например, «византизм» К.Н. Леонтьева.
Весомую значимость имеет русский язык и русская литература, вокруг которых и собирается русская культура как живой культурных организм, по словам П.Я. Данилевского. Поэтому, русскому языку должно и дальше уделяться повышение внимание. Фактически именно вокруг него выстраивается вся социокультурная реальность.
«Человеческие страсти слишком нарочито трактовались как проявление пороков или капризов, а обеспечение совместной жизни в обществе воспринималось слишком серьезно, чтобы можно было доверить судьбу человеческого сосуществования моральной компетенции каждого человека в отдельности. И лишь постепенно мы начинаем понимать, что больше эту судьбу никому доверить нельзя» (Зигмунт Бауман).
Данная мысль создателя теории «текущей современности» и, кстати, участника Берлинской операции 1945 года в составе Войска польского показывает значимость социальной ответственности человека в условиях современности. Ответственность за судьбы мира и России в той или иной мере лежит на каждом человеке. Каждый из участников сегодняшней дискуссии понимает это и пытается не только осмыслить происходящие события, но и наметить пути дальнейшего развития данной ситуации и, по возможности, предложить свои рецепты. Поэтому обсудив некоторые идеи авторов, зададимся некоторыми вопросами.
Во-первых, по статье В.Ю. Бровко следует сказать, что она написана политически жестко, некоторые посылы бьют не в бровь, а в глаз. Но при описании современного общества Запада перед глазами возникали и аналогичные российские примеры, оно тоже нездорово. Кроме того, вопрос в том, что действительно ли российское общество после разрыва с Западом готово отказаться от ценностей потребления, от достижений «потребительской революции», насколько есть искренняя внутренняя готовность создать общество на идеалах справедливости, где, скажем, разрыв между бедными и богатыми станет не таким значительным как сейчас? Насколько возможным будет сохранение человеческой свободы, достоинства и прав в условиях порабощения человека новыми цифровыми технологиями.
Во-вторых, что касается критической статьи А.С. Ципко, почитав ее, я понял, что уже знаком со стилем и идеями автора. И действительно, еще юношей мне очень запомнилась работа «Хороши ли наши принципы?» (Новый мир. 1990. № 4) молодого тогда доктора философии за блестящий методологический социально-философский анализ советской реальности. Сейчас автор настолько логично и методологически проработано изложил свои размышления «о духовном кризисе современной России», что с ним практически ни в чем нельзя поспорить. Трудно, например, поспорить с автором в том, что «за нашим неуважением к ценности человеческой жизни стоит неуважение к истине». Тем не менее, хочется спросить о том, что из советского исторического наследия может помочь России в нынешней ситуации?
В-третьих, по статье специалиста по русской философии Ю.В. Пущаева, являющейся панегириком концепции византизма К.Н. Леонтьева и призывающей к страданиям как панацеи духовного христианского очищения русского народа. Статья лично у меня вызвала множество вопросов. Главный вопрос о том, что понимать под христианством: ориентацию на милосердие «Действовать справедливо, любить дела милосердия» (Мих. 6:8) и равенство всех перед Богом «Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3:11) или все-таки непримиримую борьбу с инакомыслием – «Не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10:34). Единства в этом вопросе нет даже у современных верховных иерархов Православных Церквей. И потом, надо четко понимать, что на страданиях других нравственно очиститься весьма проблематично.
В-четвертых, в статье Б.В. Межуева прослеживается взвешенная, зрелая умеренная позиция «Консервативного Просвещения», в которой он мировоззренчески и методологически небезуспешно пытается выполнить трудную задачу – «соединить нашу незыблемую приверженность Всеединству со скучным западным эмпиризмом». При этом «Консервативное Просвещение», по мысли автора, «поставит Истину выше Мифа и освободит знание от диктата политической воли». Соглашаясь с благородством этой задачи, все-таки стоит понять, где проходит граница между Всеединством и псевдо-коллективизмом, которым больно современное техногенное общество? Может ли Всеединство, основанием которого является религиозное чувство, вообще соединяться с рационализмом и эмпиризмом?
Между тем, хотелось бы привести одну мысль нашего великого создателя философии Всеединства:
«Человечество в его целом <…> великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации. С этой точки зрения очевидно, что ни один народ не может жить в себе, через себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества». (Владимир Сергеевич Соловьев).
В качестве вывода можно сказать, что попробовать преодолеть сложившей кризис можно именно на основе традиционных вненациональных (общечеловеческих) ценностей – семье, построенной на взаимном уважении мужчины и женщины, любви между супругами, любви между родителями и детьми, любви к земле и труду. Задача семьи и задача общества – воспитывать следующее поколении к любви к ближними и к земле, на которой живет Человек. Только так Человеку откроются сакральные и трансцендентные смыслы бытия и его существования. Только так вырастает подлинный патриотизм и любовь к Родине. И именно так, на этой основе, можно совершить подлинный выход из Матрицы. Однако главное, выйдя из «Матрицы», не попасть в новую социальную Антиутопию – «Новый дивный мир» (Олдридж Хаксли) или в общество «Мы» (Юрий Замятин).
Да здравствует Семья, Труд и Земля, дающая жизнь всему живому!
Автор: профессор философии СКФУ Игорь Бакланов
